Вниз по стене, над самой ее головой, полз огромный паук. Он настороженно посмотрел в ее сторону: нет, ее взгляд был по-прежнему спрятан в дрожавших белых коленях, которые в полумраке казались ему фарфоровыми. Он удовлетворенно вздохнул: она наверняка вскрикнула бы, истошно, по-девичьи, если бы увидела паука, и все бы на этом закончилось. Как какой-то отчаянный комар, который вдруг осознал, что ему осталось час или два, тишина продолжала пить кровь из него, из нее, из всей этой комнаты. Состояние казалось ему приятным.
Кроме них двоих, а также нескольких полусонных пауков, растекавшихся по грязно-желтой стене, в комнате был кто-то еще. Возможно, мыши. Когда поздно ночью они приехали в этот отель, он первым делом спросил, не будет ли в их номере крыс или мышей. Управляющий, казалось, был сбит с толку и нервно и почти обиженно ответил, что нет и как такое вообще могло кому-то прийти в голову. Он извинился за свой вопрос (он вообще был очень обходительным все эти три дня), но он должен был знать наверняка. Вчера она сказала, что больше всего на свете боится мышей.
И вот теперь ему казалось, что он слышит отдаленный скрип, шорох, писк. Хотя, возможно, ему все это только казалось: она ничего не слышала. Или не хотела слышать. Интересно, если бы он спросил управляющего о пауках, что бы тот ответил?..
- Какой здесь жуткий запах, – тихо произнес он. – Тебе не холодно?
Она не ответила, но он видел, как она тряслась. Он подобрал скомканные полы одеяла и прикрыл ее голые плечи. Там, у школы, три дня назад, она не казалось ему такой субтильной. В холодном паркете под ногами он вновь и вновь пытался рассмотреть тот день. Отчего-то он едва его помнил. Единственное, что все еще представлялось достаточно четким, – это цвета и ощущения. Ее красное пальто, например, которое они забыли в первом же отеле. Ее восхищенный взгляд. Он так боялся поначалу, что взгляд этот был предназначен не ему, а его роскошной машине. Он вдруг поймал себя на мысли, что теперь, пожалуй, было уже все равно.
Но даже под одеялом ее продолжало трясти. Он аккуратно расправил складки, чтобы ей было теплее и уютнее. Ему нравилось вот так заботиться о ней. Так можно было не думать о многом другом: в особенности о ее мрачном настроении, которое все не оставляло ее. Вокруг продолжала виться тишина, и тишина могла вместить в себя так многое.
Он осторожно обхватил ее ладонь своими, но она тут же судорожно вырвалась. И он увидел перед собой ее бледный, холодный взгляд.
И она назвала его по имени. Он не мог поверить. Она сказала, что хочет домой, но не столько это поразило его. Его поразило имя, которое она назвала. Это не было его имя. Это имя было слишком коротким, слишком однозначным и слишком простым.
- Что? Как ты меня назвала?
Она повторила.
- Чье это имя?
Она молчала. Он перестал слышать скрип.
- Чье это имя? Лолита, чье это имя?
Она вдруг резко посмотрела на него. Тяжелый взгляд, от которого пересыхало во рту.
- Лолита? – изумленно спросила она. – Какая Лолита?
Он раскрыл рот, чтобы что-то сказать, или хотя бы не дать сказать ей, но он не успел: она успела назвать свое имя.
No comments:
Post a Comment