Ночной вызов

Я шел на свет автомобиля. Фары покрывали едким, лунным глянцем мое черное пальто и ярко освещали скрип плотного снега под моими ногами. Я пытался смотреть вниз, чтобы не ослепнуть. Еще я смотрел вниз оттого, что так легче было не думать о том расстоянии, которое мне предстояло пройти. Пять минут назад, когда я вышел из дома, автомобиль показался чем-то недосягаемым. Временами даже появлялось ощущение, что я шел стоя. Но теперь я вглядывался в тягучие движения заснеженных ботинок и пытался обмануть себя (уже ближе, уже значительно ближе, вот уже совсем близко). Я пытался занять свои мысли простой, но такой занятной и такой удивительной механикой шага.

Автомобиль ожидал меня в ста метрах от дома. Час назад, по телефону, они сказали, что так надежнее. Я не спорил: их голоса отдавали уверенностью, которая одновременно пугала и восхищала меня. «Сто метров. Но вы увидите нас». Сто метров! Они казались мне теперь вечностью. Ватные, сонные ноги впивались в полуупругие, сломанные пружины сугробов, и я начал опасаться того, что в любой момент мне начнут сигналить. Озлобленно, раздраженно. Или (не дай бог) автомобиль просто развернется и уедет. Казалось, мне этого не перенести.

Но у меня не было выбора, законы физики по-прежнему действовали, и потому я все-таки выдержал. Когда до автомобиля оставалось уже несколько шагов (самых тяжелых, самых неуверенных), дверца отщелкнула и открылась, обдав все мое существо экзотическим ароматом тепла. Холод остудил мои пластмассовые щеки и на некоторое время лишил меня смущения. Я уверенно запрыгнул внутрь. 

Весь салон автомобиля был прокурен некрепким табаком. У запаха был таинственный светло-бордовый вкус. Правда, я все еще слабо понимал происходящее, потому к странностям было не так сложно привыкнуть. Я достаточно быстро смирился: с тем, что стекла были затемнены изнутри; с тем, что в автомобиле было невероятно жарко; с тем, что салон был разделен на две части непроницаемой перегородкой. Последнее показалось мне наиболее любопытным. Сквозь запотевшее стекло я мог видеть холодный, гладко выбритый затылок водителя, однако хорошо осознавал, что если я решусь заговорить с ним, он ничего не услышит. Но даже если предположить, что звук моего хриплого ночного голоса мог проникнуть в переднюю часть автомобиля, это вряд ли имело какое-то значение. Мне нечего было сказать водителю. Я думаю, мне нечего было сказать самому себе.

Это было так естественно: в какой-то момент я почувствовал, что больше уже не могу сдерживать упрямые порывы бессонной дремоты. Сильное чувство, которое приходит лишь в те моменты, когда понимаешь, что о сне не может быть и речи. Я знал, что делать. Я достал сигареты и слегка надавил стекло вниз. Сигареты должны были помочь проснуться, равно как быстрые струи дорожного зимнего воздуха должны были привести меня в чувства. Впервые за очень долгое время – я улыбнулся. Улыбнулся трезвости своей мысли.

Разумеется, я понятия не имел, куда мы ехали. Даже если бы стекла были прозрачными, ночь наверняка глотала, слизывала и попросту откусывала головы всех фонарей, которые могли оказаться на нашем пути. Я взглянул на часы: мы ехали уже двадцать минут. Что ж, пока мне не на что было жаловаться. Дорога была ровной, а уверенные руки водителя не допускали ненужных сбоев, сдвигов, скачков.

Несколько раз автомобиль останавливался, и мне становилось страшно: мне выходить? Уже? Пора? Но через мгновения оказывалось, что остановка была временной, автомобиль лишь замирал, переводил дыхание, а затем вновь продолжал свой путь. Дыхание восстанавливалось, и я понемногу успокаивался, как успокаивается утром человек, который осознает наконец, что проснулся не от звона будильника, а по невинной прихоти своего сна и своего дурацкого организма.

Так, что когда автомобиль остановился в очередной раз, я откинулся на спинку сиденья и принялся разглядывать вполне обычную обивку крыши. И, конечно, в следующую же секунду дверца во второй раз за эту ночь издала свой резкий щелчок.

Когда я вновь оказался на морозной улице, с портфелем в руках, свет фар принялся холодным рентгеном пробегаться по моей спине и по моим плечам. Однако вскоре он исчез, увлекая за собой сбивчивое дыхание мотора. Теперь я мог надеяться лишь на горящие окна дома, к которому я шел. Небольшой двухэтажный дом в самом конце безобразно темной улицы. Что, черт возьми, все это значило?..

По крайней мере, дорожка была вычищена, и ноги уже не прессовали бесконечные сугробы. Я легонько потряс портфелем, но не услышал ничего вразумительного. В портфеле могло находиться все, что угодно, от официальных соглашений до списков новых жертв. Нужно было попытаться представить, обдумать, взвесить варианты, но я все не решался.

Вот откроется дверь, и…

Паника. Возможно, через пятнадцать минут мне придется принимать роды. Но пока было еще несколько метров, которые, казалось, могли все изменить, исправить, перечеркнуть. Эти несколько метров. Так хотелось пройти их стоя. Правда, палец правой руки уже нащупывал свою сомнительную цель. Вдалеке послышались чьи-то шаги. 

Москва