ПУТЕШЕСТВИЕ ПОЛИНЫ

«Мама, смотри! Я могу без рук!»

Ей нравился запах. Нравилось то, что он вообще был у нее, этот велосипед. Нравилось то, что у отца не хватило бы денег, и они, конечно, купили его вместе с матерью. Нравилось то, что светило солнце, и ни о чем другом, кроме этого солнца, думать было не нужно. Велосипед был темно-синий и совсем уже не детский – точно такой, какой она хотела. Эффектно изогнутый руль, как в этих удивительных французских гонках, что зачем-то показывали по телевизору. Просторный багажник сзади. И высокое сидение, которое она ни за что не собиралась опускать, и от которого уже немного болели вытянутые до напряжения ступни и пальцы ног.

«Мама!» крикнула Полина еще раз. Но уже не так громко. Больно прикусив нижнюю губу, замерев. В следующее мгновение с велосипедом что-то произошло, и, предвидя самое ужасное, Полина покрепче закрыла глаза…

Вокруг было поле. Огромное, непонятное. И одна узкая тропинка, с которой еще долго нельзя было никуда свернуть. Золотистые волны немного отвлекали ветреный взгляд Полины и даже немного усыпляли своим легким гипнотическим шорохом. Полина стремительно поднесла ладонь к голове и, едва сдерживая равновесие, провела по волосам. Горячие. Настолько горячие, что Полине захотелось пить. Воды с собой не было, но набежали облака, окрасились в серые тучи, и несколько минут продолжался сильный дождь. Сарафан Полины промок, потяжелел, пронзительно остудил ее тело. Она поднимала лицо к небу и глотала тяжелые капли дождевой воды. Растрепанные волосы щекотливо растекались по щекам, но носу, по губам.

Вокруг был лес – скорее темный, чем страшный. Полина снова отняла руку от велосипеда. Это был инстинкт, живой и неутолимый порыв. Полина расчесала комариный укус на голом колене, который на минуту или две остался в ней утоленной, кисловато-сладкой болью.

Выехав из леса, Полина встретила девочку с точно таким же велосипедом, как у нее. Поначалу Полина слегка смутилась, потому что этого быть не могло. И все-таки девочка казалась интересной, новой. Это сказочное имя, Алиса, эти причудливые и едва знакомые слова. Они решили ехать вместе, друг рядом с другом, никогда не отставая и никогда не пытаясь заехать далеко вперед. Они даже не заметили, как оказались в пустынном городе с тысячами незнакомых улиц, переулков, домов. Было так сложно за всем уследить, и временами они терялись, поворачивали в противоположные стороны, потом вдруг снова встречались на центральных улицах и тротуарах. Временами Полине становилось скучно, временами хотелось поднять с дороги булыжник и запустить его в колесо Алисы. Но все-таки Полине было хорошо с ней. Видеть ее вздернутый подбородок, слышать ее густой и таинственный голос, замечать холодный, взрослый блеск ее глаз. Казалось, они всегда будут ехать вместе.

А затем пустынный город закончился, и Полина осталась одна. Тяжко сдавило сердце, когда она вдруг подумала, что чужой город забрал Алису навсегда, лишив ее, Полину, тепла и близости. Ночных разговоров. Признаний, произнесенных шепотом. Стало немного холодно и неуютно. Стало темно. Полина засмотрелась на луну и едва не упала... Ее подхватил он, высокий, с красивыми чертами лица, такой непривычный. Полина улыбнулась, сутуло и лишь на мгновение, а он зачем-то поехал с ней. Только теперь Полина решилась наконец оглядеться. Вокруг не было ни поля, ни леса, ни пустынного города. Вокруг не было совершенно ничего, одна только голая земля, и она была счастлива слышать рядом его дыхание. Рядом с ним была тишина. Полина знала: если его не будет, вокруг появится что-то страшное. Люди, голоса, дома.  

Еще никогда дорога не казалась такой ровной и безветренной. Если возникали подъемы или случался резкий поворот, то они почему-то знали, что делать. Когда он брал ее за руку (поначалу только в те моменты, когда вокруг было темно, а затем уже в любое время дня или ночи), Полина готова была поскользнуться и упасть. И оттого знала, что никогда и ни за что не упадет.

Полина посмотрела на свой сарафан. Он по-прежнему ей нравился. Синий цвет велосипеда успел немного потрескаться, железные детали размыло ливнями и сухим ветром, но сарафан все еще казался новым. А еще новым начинало казаться жадное, голодное пространство вокруг. Вдруг стали намечаться предметы и даже люди. Их было так много, что Полине захотелось закричать, зарыдать, наброситься на него с кулаками. Цепь болезненно скрипнула, а в какой-то момент его занесло в сторону, и он чуть не сбил ее. Впереди появился город, полный людей, и Полине впервые стало страшно. Впервые, наверное, с тех пор, как отец вывел велосипед во двор и торжественно отвел глаза. Теперь он ехал в двух, в трех метрах от нее, а гулявший по улицам ветер пробирался в самые глубокие складки сарафана. Вдалеке раздался колокольчик другого велосипеда, послышался неприятный девичий визг, он повернул велосипед, и она перестала замечать его в толпе. И теперь холод можно было потрогать. Раздавить в ладони, обвязать вокруг шеи, проглотить. Полина хотела развернуться и поехать домой. Правда, она больше не представляла, где именно, в какой стороне этого проклятого города был ее дом. И существовал ли он вовсе.

Велосипед уносило то в сторону, то куда-то вперед, но вокруг все словно остановилось. Пейзаж тянулся скучным забором, а дни все не заканчивались.

Но вот снова порыв ветра – и настроение Полины резко меняется. Она знает, что делать. Дело в том, что порыв ветра приподнял ее сарафан и, стерев с колен все комариные укусы и синяки прошлых падений, оголил ее ноги. Крепкие, красивые ноги, которые не могли оставаться незамеченными слишком долго. Но их похотливые взгляды? Сигаретные окурки из их ртов? Их черные пальцы? Их кривые улыбки? Полина подъезжала, но не слишком близко и лишь на мгновение. Правда, однажды тормоз велосипеда не сработал, и один из них дотронулся до ее плеча. Сначала плеча, потом руки… Что-то кольнуло внутри, какой-то электрический разряд, и велосипед отбросило в сторону. Но на следующий день она приехала туда снова. И снова. И еще несколько раз. Она приезжала до тех пор, пока он не отъехал достаточно далеко и не повел ее за собой. Его одежда свисала клочьями, в нем было так много грубого и неопрятного. Но за его спиной ветер не казался таким сильным. За его спиной вообще не было ветра.

Ровных дорог больше не было. Теперь были спуски на сотни и тысячи метров, после которых обязательно вырастали подъемы. А еще автомобили, которые никогда не уступали и вечно пытались сбить тебя или по крайней мере задеть. Полине особенно запомнился один спуск, который они проехали вместе, бок о бок. Полина уже привыкла к его дыханию, молчанию и тяжелому взгляду. Ей казалось таким удивительным то, что ко всему этому вообще можно привыкнуть. Что можно просто повернуть однажды голову в его сторону и перестать это замечать. Тот спуск был самым долгим в ее жизни. Полина ощутила, как сердце прильнуло к ее груди, а изо рта вырвался крик. Волосы улетали в небо или назад, а в глазах был один только животный восторг. Однажды их крики соединились, одиноким выстрелом вылетели в воздух, растворились в бурлящей стае птиц. И на излете подъем. Медленный, молчаливый, немного стыдливый.

Однажды температура упала настолько, что в руках появилась дрожь, и велосипед начало ворочать из стороны в сторону. Он набросил на нее пальто, она выхватила его поцелуй с холодным привкусом ветра и снега. А вокруг то лай собак, то солнце, то мокрые листья под колесами велосипедов. И временами этот резкий звук отколовшихся спиц, вылетавших мертвыми иглами то на снег, то на зеленую траву.

Пока наконец не появился этот маленький город с маленькими домами и маленькими людьми. Они начали кружить по улицам и паркам города, все чаще держась за руки и все чаще ругаясь. Почему-то находилось так много причин ругаться: он обгонял ее, он пачкал ее сарафан брызгами осенних луж, он слишком долго молчал, он хотел повернуть назад. И ведь было так невыносимо скучно ездить кругами по этому городу. А еще тяжело: сзади, на багажнике, что-то словно выросло. Какая-то новая часть ее; тревожная, но отчего-то такая желанная.

Он подолгу пропадал в городе, а Полина подолгу оставалось одна. Комок крика и слез за ее спиной набухал, нарастал, и от этого крутить педали было все тяжелее. К тому же она страшно устала. Казалось, сон накопился за несколько месяцев или даже лет. Она часто думала. Навязчивые мысли сменялись в ее голове болезненными воспоминаниями, и она вдруг подумала о том, как он исчез тогда в том далеком городе много-много лет назад. Тем временем, его все не было, и ей начинало казаться, что он уже никогда не вернется, и что ей этого не пережить. В один из таких моментов Полина резко развернула велосипед и, сквозь слезы и ночной туман маленького города, снова уехала навсегда.

Вокруг вырастали горы с их тяжелым грудным дыханием. Педали не слушались ног, велосипед почернел на палящем солнце, сарафан был изорван в клочья, а голые ноги непривлекательно торчали из истерзанных лоскутов ткани. Заднее колесо спустило, и от этого Полине приходилось прилагать гораздо больше усилий. Тяжесть сзади увеличивалась каждый день, непонятная тоска сдавливала сердце, а велосипеды и автомобили вокруг казались чем-то ненужным и непонятным. Она вдруг подумала о запахе, том далеком запахе из детства. Его больше не было.

«Мама!» крикнула Полина еще раз. Но уже не так громко. Больно прикусив нижнюю губу, замерев. В следующее мгновение с велосипедом что-то произошло, и, предвидя самое ужасное, Полина покрепче закрыла глаза. Это был торчавший из земли корень дерева, о который ударилось переднее колесо. Велосипед подскочил вверх, и за одно только мгновение в голове пронеслась какая-то невероятная история. 

Издав тяжелый скрежет, велосипед каким-то чудом приземлился на оба колеса. Холодный пот пальцев скользил по нагретому солнцем металлу, а откуда-то из-за спины раздавался голос матери. Кажется, она просила быть осторожней и не делать никаких глупостей. Полина перевела дыхание, улыбнулась встречному ветру и покрепче обхватила руль велосипеда.