Маргарет Митчелл и бледные руки

Книга была огромной. Тем более огромной, что бледные ладони едва могли удержать ее. Но каждое утро я подходил к тому окну, под которым она читала, садился рядом и ждал момента, когда она перелистнет страницу. И если школьный звонок не прерывал эту странную близость, то... Тонкий палец легонько вздрагивал и начинал медленное движение к самому краю страницы... Напряжение возрастало. 

Маргарет Митчелл. Конечно, я знал о существовании этой книги. Видел ее на полке в своем доме, на старой видеокассете, которую мама отматывала назад каждое Рождество. Я даже примерно представлял сюжет и переживал за Юг куда больше, чем следовало. В то время мне было десять лет. Ей было одиннадцать. Именно в ее руках, тонких, бледных, была огромная книга с бесконечным количеством страниц. Настолько бесконечным, что я не мог вообразить того, что кто-нибудь сможет ее однажды прочесть.

Я хорошо помню, что когда впервые оказался рядом с ней, на этой длинной узкой скамейке, от которой исходил пронзительный запах спортивного зала, она была на семнадцатой странице. Но как же сильно меня привлекло то, что этот факт совершенно не смутил ее! Она просто дочитала до конца страницу (краем глаза я смог увидеть исковерканные слова южного диалекта) и оказалась на восемнадцатой. После чего закрыла книгу и, не заметив меня, вернулась в класс. 

В тот момент я не понял, что произошло со мной (и произошло, наверное, впервые в жизни), и медленно и немного сконфуженно пошел по коридору к своей аудитории, где меня ждал выговор за опоздание. 

Я пришел на следующий день. И приходил всякий раз, когда удавалось не влезть в драку и не обсудить с одноклассниками все последние результаты футбольных матчей. Я садился в трех метрах от нее (кажется, за все время она так ни разу и не заметила моего присутствия) и взглядом выхватывал новую страницу. Вокруг рвались резинки, пролетали школьные пеналы, и кто-то вечно приседал за бег по коридору. Одна лишь она молча сидела с книгой и с каким-то непонятным постоянством перелистывала по одной странице в день.

Разгадка случилась через неделю, когда я впервые увидел ее в компании подруги (громоздкой, неуклюжей, необязательной). Она спросила ее про книгу, и та ответила, что книгу ей посоветовала бабушка. И вот она решила читать по одной странице в день, пока однажды не перелистнет последнюю. В тот момент разгадка казалась мне такой же странной, как и весь этот обряд. Интимный - по крайней мере, таким он был для меня. 

Я продолжал ходить к ней. Садился рядом, боясь пошатнуть неуверенную деревянную скамейку, и ждал, когда она перевернет наконец очередную страницу. И сейчас же закроет книгу. Я не думал о том, как она может оборвать чтение на полуслове или на самом увлекательном моменте. Для меня существовали только ровные, методичные движения, которые давали странную уверенность, и без которых я едва мог представить скучные школьные дни.

А затем все закончилось. Просто, резко - как забытый сон. Сбился фокус, который и без того работал на пределе резкости, и я больше никогда не видел ее. Ни на крыльце, ни на школьных коридорах. Она исчезла, вместе с неизвестным именем, забытой внешностью и книгой Маргарет Митчелл. 

Так странно, что за все это время я ничего не написал про нее. Возможно, мне просто казалось, что этот образ сильнее любого рассказа. Не потому, что она читала когда-то эту книгу, а потому что читает ее до сих пор. Я не знаю, на какой странице она теперь. На 192-й или 435-й. Но только все, что я сделал и делаю, все это происходит благодаря тому, что где-то на спортивной скамейке она по-прежнему читает огромную книгу. И так же неизбежно, как последние слова Ретта Батлера. Слова, которые она прочтет слишком рано. Или слишком поздно.

   

AQUALUNG

      
                   
Isabel Martins had sharp eyes yet I always wondered what she saw when she looked at me. What sort of man was I and what was it that I had in mind - because her eyes could tell. Like they could tell that it was not an old rag or some God-forsaken flotsam but something else entirely. "There, look!" I swerved my head to this side and to that, trying my best not to notice the aqualung. Noticing it would be disastrous. Noticing it would mean that I had to get up from the beach, run forty meters to pick it up and then get back to the dark subtle figure in an oversized dress of light blue. A period of time which roughly equaled eternity.

We were sitting on Praia da Marinha (her uncle had business on the beach that was apparently expanding due to growing numbers of tourists), which had been our habit for quite some time now. I would tell her my stories from the north and the city and she would reply to me with silence. It was the listening silence of someone who had seen death much too early and who had swallowed the vastness of nature more than a few times. 

There was not a lot I knew about Isabel Martins - but back when we first met I found out about the grim childhood in Luanda and how she would have to wake up at five to travel a few miles to the nearest coffee field. Angolan colonial past. There was not much I knew about the rough times stretching to early eighties. So all I could do when it grew darker and I had to be on my way to the hotel, was imagine the bus that took Isabel Martins and her five siblings to the field. Dusty windows. Potholed roads. Women and children sitting in silence. A toothless driver. An ancient radio playing jittery songs by local pop bands. Endless plantations outside.

And in the meantime, her silence. There must have been a thousand reasons why I loved her silence as much as I did, but perhaps the biggest reason of all was that it made me want to kiss her. Kissing Isabel Martins felt (at least in my mind - heated by the Portuguese sand, soothed by the Atlantic ocean) like the apex of all my dreams, past or present. So I would turn my head to her, and she would do so to, inviting me to a key and a mystery I could not yet fathom. Her big African eyes looked willing, and my head would inch closer and my clenching heart would lose all patience - yet something always stopped me (and by always I mean those two weeks I spent in southern Portugal having escaped the stress and exhaustion of the University of Minho). 

In fact, it was during one of these moments of silence, our bare feet a few sexual inches from the steadily creeping water, when she pointed me in the direction of the aqualung. "Would you?" said her eyes, playfully childish first and only time that I knew Isabel Martins (having initially met her at the beachside cafe when she was serving me local green wine). And so I got up and hurried to the spot where the blasted thing was. I had no idea how it got there, but it must have been washed up by the ocean. A relic of some forgotten past, the aqualung looked old but not too old. The hoses had gone and the front part did not look especially presentable either, but overall the state was good to the point where you did not want to just throw it away squeamishly.

Isabel Martins examined it with a puzzled expression on her face and then placed it on the sand nearby. While I began telling her about this latest film (I wonder if she was seeing a lot of films - she didn't seem to connect too well with the outside world and her waitering technique was rudimentary at best) in which one particular character was wearing a gas mask that looked a little like this aqualung. She smiled and we both fell silent. This was perhaps the moment, my moment, and once again my head turned to her but then she smiled again, brightly, smartly, as if suddenly realising something she had been meaning to do forever, and asked me to put it on. And so I did. Stupidly, I did. And Isabel Martins kissed me, or laughed, through the slime and the seaweed, as she swiftly unraveled my mystery. One that, unlike her, I never really had.