Раньше казалось, что единственной достойной кульминацией рассказа является смерть. Только она, придя в виде пули, яда или инфаркта, может задеть или заставить думать. Смерть казалась неотъемлемой частью удачного рассказа. Я не мог обойтись без нее, легкой или жестокой.
Возраст сужает предметы и проблемы. Мир, как ни странно, тем огромнее, чем меньше в нем твоего опыта. Раньше казалось, что мир, такой разный и бесконечной, может быть потревожен только чьей-нибудь обязательной или необязательной смертью. Удивительно: нежный возраст не позволяет нам понять и половины того, о чем мы пишем. Но при этом! Мы беремся за самое драматичное, острое и противоречивое.
Но вот еще парадокс: чем больше в наших жизнях смертей, тем меньше хочется прославлять их кульминациями или хотя бы даже развязками. И вот с какого-то возраста в самые значительные разрезы, складки рассказа начинают проникать моменты довольно незначительные: болезни, ссоры или даже мытье посуды. (Проникает по-прежнему и смерть, но скорее как фарс – или пафос.) Самодостаточные, мы перестаем раздувать мир и начинаем раздувать себя. Только так мы можем позволить себе противостоять всем этим смертям; миру, которого нам никогда и ни за что не понять.
No comments:
Post a Comment