МАРГАРЕТ

Седые и рассеянные, ее волосы взрывались порывами ветра и разлетались в разные стороны. В любую секунду он был готов сорваться с места и начать собирать их, в море и на песке. За спиной близнецы играли в мяч, ругались и радостно что-то выкрикивали. Было 27 ноября. Осень заканчивалась, и вечерний воздух сурово сквозил до костей, до корней волос. Он закрыл ее руки пледом и спросил, не пора ли возвращаться в гостиницу. Но она даже не обернулась, она никогда не оборачивалась.

«Правда? Я ничего не слышал». Они говорили о комнате наверху. Это было первое утро в гостинице, и Лиза казалась взволнованной. Сергей нежно провел по ее ладони и предложил идти завтракать. День прошел обычно, если не считать звонка Виктора. Сухим, простудным голосом Виктор сказал, что сейчас или никогда. Вечером Сергей поговорил с Лизой, которая еще ничего не знала. Он долго сдерживал в себе этот разговор, но статьи и рецензии надоедали, а рассказы все больше напоминали окурки грандиозных романов. Сергей знал, что Лиза была единственным человеком, кто мог его убедить. Он дал ей прочесть первую страницу беспорядочных заметок: пожилая женщина, коляска, бордовая сумка, берег моря, следы на песке... Были даже кокетливые обрывки сюжета, но только имел ли он право? На Маргарет и на свой первый роман? Сергей стоял у окна, курил и отбивал на подоконнике что-то нервное, немузыкальное. «Ей восемьдесят шесть», сказала Лиза. «Может быть, мы больше ее не увидим». Затем она достала сигарету из его рта, обезглавила в пепельнице и поцеловала глубоко, в губы. Лиза умела убедить.

Они легли рано, потому что утром нужно было ехать на вокзал встречать Маргарет. Пожилую женщину в коляске. Мысль показалась Сергею мерзкой, и он поморщился. Взгляд дернулся немного вниз, в сторону Лизы, но ее глаза были выжидательно закрыты. Желание было механическим, но он не был против: все мысли возвращались к двум будущим дням. На улице дождливо пахло ноябрем. Ветер забирался на крышу гостиницы, а затем отчаянно бросался вниз, забиваясь в стекла и увиваясь вокруг стен невидимым плющом. Он падал, до крови разбивался на сыром асфальте, затем одним могучим прыжком вновь забирался на крышу. Деревянный пол немного скрипел, но однажды перестал, и в комнате не осталось ничего, кроме посторонних звуков с улицы и комнаты сверху. Близнецы за стенкой тоже наконец уснули, так и не побеспокоив родителей ночным скрипом двери и тревожным шепотом о жесткой кровати, бессоннице и привидениях.

Первое, что он увидел, были огромные глаза Маргарет, и на мгновение показалось, что они ищут именно его. Но ему казалось так каждый год, и каждый год он ошибался. Девушку он не узнал, но все они были так похожи друг на друга. «Вероника», сказала она, и Сергей неопределенно кивнул. Темно-серое пальто ничем не выделялось на фоне железнодорожного вокзала, свирепствовавшего из стороны в сторону поездами и людьми. От пальто веяло добротой и крахмальными больничными халатами, и его сердце сжалось. Вероника поцеловала Маргарет в лоб, пообещала вернуться через два дня и сказала, что опаздывает на поезд. Маргарет осторожно улыбнулась, но было так сложно понять, для кого: для Вероники, для него или для того маленького мальчика с невидимым биноклем, который стоял в метре от них и внимательно разглядывал коляску. Сергей почувствовал, что его начали толкать в спину все чаще и все сильней. Еще он почувствовал, что несмотря на шум и толпу, они совершенно неожиданно остались одни. «Маргарет, ну как ты?» В ее взгляде как будто что-то пробежало, то ли тень, то ли воспоминание, но, черт возьми, сколько можно было обманывать себя?..

По телефону врач рассказывал про хорошие снимки, но теперь Сергей смотрел на впалые, выветренные щеки Маргарет и видел, что никаких хороших снимков быть не могло. Глаза по-прежнему смотрели на тот мир, которого Сергей не видел и не мог видеть. Маргарет постарела; седые волосы стали редкими, рыхлыми, а морщины продолжали болезненно врезаться в каждый уголок лица. Врач просил не переутомлять ее. «И да, если будете называть ее по имени, то говорите Маргарет...»

Сергей помнил: он и знал ее как Маргарет. Именно как Маргарет она появилась в его жизни семь лет назад. Неизвестная сестра его покойной матери, она всегда была тайной, на которую мир не имел права. В детстве они с Филиппом слышали лишь вздохи и обрывки вздохов, из которых трудно было что-либо понять. Где она жила? Почему никогда не приезжала? Почему ее не было на семейных фотографиях? Почему бабушка бледнела, а дядя менял тему и начинал сбивчиво рассказывать что-то длинное и неинтересное? Сергей догадывался, что однажды должно было случиться что-то ужасное, но время шло, он взрослел, забывал, и вопросов становилось все меньше. Затем они и вовсе исчезли. И вернулись лишь семь лет назад, в тот неожиданный летний день, когда мать позвонила им обоим, Сергею и Филиппу, и попросила поскорее приехать. «Это очередной дурацкий каприз, ты же ее знаешь. Одна в большом доме, в окружении этих страшных натюрмортов. Никого не видит», говорила Лиза, которая отказывалась вешать хотя бы одну из этих картин в их новом доме. Как раз родились близнецы, и теперь Лиза хотела, чтобы Сергей остался. Но через день он уже входил в заросший двор старого дома и обнимал мать, ожидавшую на крыльце. Филипп не приехал. «Господи, откуда вся эта трава?.. Мама, это серьезно или как всегда? Ты отлично выглядишь». Но она только поцеловала его горячей щекой и пошла в дом заваривать чай. И тогда он понял, что на этот раз все могло быть серьезно; он только не мог представить, что приступ случится так скоро, и эта встреча станет для них последней. Знала, похоже, только она, потому что уже через час, на кухне, она говорила ему про Маргарет... Есть мертвые воспоминания, которые могут вечно ожидать своего часа. Они как пружины: стоит только надавить. И вот, отпивая забытый вкус домашнего липового чая, Сергей уже вспоминал, как они с Филиппом обступали кресло матери, чтобы задать миллион невозможных вопросов.

«Рита сделала что-то ужасное, но я не могу об этом говорить». Она отвела взгляд. Сергей подумал о своем последнем успешном цикле про сатанистов и вампиров, а еще о том, что она никогда не читала его рассказов. «Мам, мне скоро тридцать пять лет». Но она не слушала. По стенам этого дома, рядом с ее картинами и старыми акварельными рисунками, все еще бегал его тринадцатилетний голос, и в каждой комнате этого дома, на диване и в кресле, он все еще читал романы Жюля Верна. «Три года назад появились серьезные проблемы. У нее отказали ноги, и она начала называть себя Маргарет...» Сергей обратил внимание на заранее приготовленные карандаш и бумагу, и вот теперь она уже записывала адрес больницы и какую-то дату, а он обещал ей, что каждый год 27 ноября либо он, либо Филипп будут везти Маргарет на берег моря... «Мама, но почему?» Но то ли упала чашка, то ли треснул крепко заточенный карандаш, то ли что-нибудь еще.

Да, Маргарет постарела, но многое осталось прежним: кроткие движения, небрежные волосы, небольшая бордовая сумка из искусственной кожи. Все это могло принадлежать ребенку, которого быстро и без предупреждения перебросили в глубокую старость. Пальто и шляпа тоже не менялись; в них пылилась старость и больничная тишина. Сергей помог Маргарет сесть в машину, затем сложил коляску и бросил в багажник. Маргарет улыбнулась. Она часто улыбалась, даже когда это было совсем не к месту. Не доставая сигарет, Сергей открыл окно. Маргарет постоянно нуждалась в открытом окне: в машине, в кафе, в номере гостиницы. Так говорили врачи.

За семь лет Сергей научился называть ее Маргарет. Это было не сложно. Ухоженная и молчаливая, она вполне могла сойти за скучную пожилую даму из старомодного английского романа, доживавшую свои последние годы в доме для престарелых. Это был штамп, но разве не были штампом эти седые волосы, эта коляска, этот берег моря? Все в Маргарет вело его к тетради, где он так старательно вырисовывал свои наброски. И эта дата, 27 ноября. Еще на похоронах Филипп сказал, что прошло слишком много времени, и ему было все равно. Он постоянно смотрел на часы, ожидал звонка от ненадежного партнера, и уже тогда Сергей понял, что Филипп не будет заказывать гостиницу на берегу, не будет выписывать Маргарет из больницы и везти на море. Лиза не приехала, и Сергей связывал это с тем, что матери не было на свадьбе. «Она не любит таких вещей», объяснял Сергей. И ответ Лизы, жестокий и необязательный: «Я не видела ее живой, и было бы странно...» Она видела только фотографии – ранние, когда был жив отец, и Сергей с Филиппом еще ходили в школу. Затем камера начинала раздражать ее, она отворачивалась или просто выбегала из комнаты...

Когда Сергей впервые рассказал Лизе о Маргарет, та спросила, надеялся ли он все еще узнать правду. Да, надеялся. Он был писателем, и любая история должна была однажды влезть в оправу, обрести форму. И потому он все еще пытался делать глупые звонки родственникам и даже тайно посещал больницу Маргарет. Но тех, кто однажды мог рассказать, уже не было, а улыбчиво-исполнительная медсестра в очередной раз зачитывала настоящее имя Маргарет, год рождения и группу крови.

Маргарет перестала говорить вскоре после того, как оказалась в психиатрической больнице. Врачи делали кислые лица, заверяя, что не знают наверняка, молчала ли она из-за каких-то внутренних изменений или по собственному желанию. Со стороны казалось, что сознание Маргарет существовало по своим правилам и законам, и вместе с тем снимки показывали обратное. Сергей больше не верил снимкам. Особенно теперь, когда в зеркале машины видел ее лицо: слегка искривленные уголки рта, оживляемые нервным тиком, а еще мутные глаза, которые словно пытались что-то вспомнить. Но воспоминание ускользает, и Сергей не знает, слышит ли она его сегодня, когда они едут в гостиницу и он рассказывает ей о близнецах и своих новых рассказах... Он хотел рассказать ей о своем первом романе, но это было не время и не место. Он хотел спросить ее, почему 27 ноября и почему берег моря, но и это казалось невозможным. Сергей вспомнил вчерашний поцелуй Лизы, затем включил радио.

Сергей звонил в журналы, Лиза запирала в шкафу офисные платья, и они приезжали в эту гостиницу ровно на неделю. Бледное, холодное здание, оно напоминало скорее больницу или уютный хоспис. И все-таки в последний момент теплое кресло стоматолога сменялось неудобным стулом парикмахера, и близнецы облегченно вздыхали: здание всякий раз оказывалось гостиницей. Номера всегда брали те же. «Так будет лучше для Маргарет», говорил он Лизе. Холодные номера бледнели безвкусным минимализмом, но в них было все необходимое, в том числе и абстрактная картина неизвестного художника (все лучше, говорила Лиза, все лучше, чем чудовищные натюрморты с мертвыми птицами). «Так будет лучше для Маргарет» – слова, которые заставляли Лизу вспомнить его ипохондрическую мать, и как он был готов сорваться и ехать к ней по малейшему поводу.

На этот раз Сергей впервые забронировал три номера; близнецы уже ходили в школу и вполне могли самостоятельно выключить свет, накрыться одеялом и справиться с ночными страхами нового места. Однако в полночь, когда Лиза уже спала, и он оставил наконец тетрадь в покое, в коридоре посыпались детские шаги, и он услышал стук в дверь. Ледяные и суетливые, они разбудили Лизу, остудили их горячую и немного влажную кровать и стали наперебой рассказывать про тени в окне и какие-то голоса сверху.

Хозяином гостиницы был бесцветный добряк средних лет. Размашисто улыбаясь, он встречал их на крыльце, обязательно спрашивал о здоровье Маргарет и третий год делал небольшую скидку. Конец ноября не был сезоном, и многие номера пустовали. Сергей часто писал этого человека в своих рассказах, добавляя то пошлую бородку, то безжалостную холодность убийцы. Бесцветность была фоном. Сергей иногда спрашивал себя, что именно этот человек думал о Маргарет. Да и что думали другие гости, официанты кафе или, например, редкие туристы, которые в конце осени прохаживались вдоль морского берега и не могли не замечать силуэт седой женщины, молчаливый, прикрытый теплым шерстяным пледом?

Лиза говорила, что чувствует себя глупо рядом с Маргарет: «Мне кажется, она все понимает. Мне даже кажется, она знает, с кем я спала в 11-м классе». Сергей смеялся, но замечал, что порой взгляд Маргарет становился ясным, осмысленным, а из ее рта как будто что-то вырывалось. Тошнота, еда, но все больше воспоминания. Он улыбался, он был здесь, он был готов в любой момент стать ее другом, священником, биографом. Хорошие снимки, о которых говорил врач, начинались казаться правдой, и через минуту он будет знать все подробности. А теперь и весь сюжет. Но нет, она уже передумала. Опустила глаза. Отвернулась в свой мир или на берег моря.

Поначалу Лиза была против этого странного отпуска в пустынной гостинице, у пустынного пляжа, но однажды все-таки смирилась. Возможно, из-за близнецов, которые обожали Маргарет и спрашивали о ней даже летом, в чайной беседке, когда не должно было существовать ничего, кроме жаркого июля, малины и комаров. «Папа, а где Маргарет? Почему она не приедет?» Вот и теперь пальцами, липкими от конфет, они обхватили знакомую коляску как только Сергей и Маргарет оказались в холле гостиницы. Они задавали вопросы, кричали, перебивали друг друга. Они научились не ожидать ответов. Маргарет улыбнулась. «Привет, Маргарет», сказала Лиза, спускаясь по лестнице. Маргарет вновь улыбнулась, но теперь Сергею отчего-то показалось, что совсем не к месту. Где-то рядом суетился хозяин гостиницы, предлагая помощь и чуть ли не вырывая у Маргарет ее сумку.

Было десять часов. Сергей приоткрыл окно, уложил Маргарет в постель и зачем-то сказал, что завтра 27 ноября. Маргарет закрыла глаза, затем отвернулась. Час назад звонил Виктор, интересовался сроком. Сергей выключил свет и вышел из комнаты. В коридоре что-то заставило его прислушаться к собственным шагам, а затем и вовсе остановиться. Он приоткрыл комнату близнецов. Нет, не то: в номере все было тихо, и только звучал их немного взволнованный, сдавленный шорох. Близнецы показывали друг другу карточные фокусы. Один скрывал восхищение, другой презрительно фыркал. «Знаешь», сказал Сергей, когда вернулся в комнату и защелкнул за собой дверь, «в комнате наверху все тихо». Сначала Лиза хотела возразить, но затем передумала и просто сбросила с себя прелый, душный халат и притянула Сергея к себе.

Утром, после завтрака, близнецы сидели на кровати Маргарет и показывали карточные фокусы. Лиза осталась в номере, с книгой или головной болью. Она не любила, когда ее обманывали, даже в мелочах. Сергей стоял у окна, наблюдал, но издалека и без особого интереса: все это интриговало, резало глаз, но имело слишком простое объяснение. В ладони была не одна карта, а две. В колоде не хватало одной девятки. Нижняя карта, подсмотренная заранее, была бубновой дамой. Все эти фокусы неоднократно демонстрировались одноклассникам и соседским детям, но она, эта молчаливая седая женщина в коляске и с огромной родинкой на щеке, она не знала, и ее близнецы ждали особенно сильно. Сергей видел: черты ее лица оживали, глаза цеплялись за руки близнецов, и порой казалось, что скулы начинали искривляться в полуслово, полузвук. Когда на дне колоды оказывался тот самый трефовый король, она одобрительно кивала в сторону близнецов и Сергея. В прошлом году Сергей рассказал о фокусах врачу Маргарет, но тот даже не удивился и только снова заговорил про какие-то улучшения. Врачебная мантра. «Интересно», спросила однажды Лиза, «если за ней приедет Филипп, она увидит разницу?»

Сегодня Лиза казалась раздраженной больше обычного, и Сергей знал, что дело было в комнате сверху. Они оба проснулись после полуночи и почувствовали какое-то движение. Беспокойный разговор, затем щелчок, затем молчание. Словно кто-то смотрел фильм и проигрывал одну и ту же сцену снова и снова. Сергей вспомнил черно-белый шедевр Алена Рене, который так однажды не понравился Лизе. Звуки комнаты казались неестественными, но к тому времени, как Сергей вышел в коридор, все прекратилось. Словно человеку надоело смотреть фильм или, скорее, он почувствовал, что его услышали. «Ну что, теперь ты мне веришь?» спросила Лиза. Голова Сергея была затянута непроходимым туманом: Маргарет, роман, 27 ноября. «Я думаю об ужасных вещах», сказал он. «Что, если это было преступление?» Временно потеряв надежду уснуть, Лиза включила свет и резко повернулась к нему. «Ну это твой роман», сказала она. «Твое преступление. Тебе решать. Надо попытаться поговорить с ней. И потом эта ее сумка...» Еще Лиза попросила, чтобы утром он поговорил с хозяином гостиницы и все выяснил: про странные звуки и про комнату сверху. Сергей пообещал, вяло глотнув воздух и собравшись наконец спать.

Этот день проходил одинаково, ради Маргарет. Семь лет назад Лиза осталась в городе с близнецами, а телефон Филиппа молчал. Тогда, впервые оказавшись наедине с живой, но безжизненной Маргарет, Сергей почувствовал тревогу. Маргарет могла потерять сознание, могла истошно закричать, могла броситься в море... Но все прошло спокойно, и впервые выкатывая коляску с пляжа (в тот год ноябрь оказался дождливым, песок жадно засасывал колеса, а в левой руке пришлось держать зонт), Сергей видел ее безразличие и думал о том, что все это было так необязательно. Его начинали активно печатать, а здесь он был частью дурацкой постановки, недописанной книги. Он мог оставить ее в номере гостиницы или вовсе не выписывать из больницы – ничего бы не поменялось. После карточных фокусов они проехались по городу, пообедали в скучном приморском кафе и отправились на море.

«Ты поговорил с ним?» спросила Лиза, запрокинув голову, поправляя линзы. Все самые сложные вопросы она задавала именно в такие моменты: пустые, небрежные. Прежде, чем ответить, он нашел глазами  Маргарет. Могла ли она их слышать? «Да. Он сказал, что там никого нет. Номер не занят». Это была неправда, он не выяснял про комнату, но затем машину резко встряхнуло, и разговор тоже зацепился за поворот или дорожный камень. Или все дело было в дыхании, которое по-прежнему перехватывало, когда они ехали на море. Словно теперь все наверняка прояснится, Маргарет заглянет в его глаза и начнет рассказывать. Близнецы суетились на заднем сидении по обеим сторонам Маргарет и объясняли ей один из своих любимых фокусов. Маргарет выглядела то радостной, то потерянной: она не знала, кого именно ей следовало слушать. В детстве Сергея не было карточных фокусов и не было Маргарет. Были бутылочные крышки и этикетки, которые мучительно отдираешь и этим портишь вид красивой вещи. Ребенком он уродовал ногти и мучительно вычищал клейкие бутылки. И то ли адреналин узкой горной дороги, то ли детское воспоминание, но он вдруг подумал, что все-таки напишет эту книгу. Позвонит Виктору, а вернувшись в город в понедельник утром, начнет писать.

В ноябре были особые туристы. Им не хватало церквей, музеев, замков. Молодые пары, которые медленно прохаживались вдоль моря и лишь в последний момент переступали через похотливые языки волн. Пожилые пары, которые путешествовали круглый год и которые не могли оставить в покое даже промозглый, дождливый ноябрь. Местные жители с огромными трусливыми собаками. И еще одна семья, среди которых была пожилая женщина в коляске. Их движения казались более уверенными, более привычными. Никто не обращал на них никакого внимания. Все думали о своем. Грех, умиротворение, сожаление, экстаз или тоска. Они все шли к морю.

Мяч, который так не хотелось нести в руках и который с неохотой приходилось выбивать из болотистых осенних луж, на пляже словно оживал и наливался цветом. Поочередно пиная его из стороны в сторону, близнецы стремительно пропадали из виду. Лиза, вздыхая беспокойной материнской грудью, отправилась их искать. В какой-то момент на ее пути появится нужный камень, где она сядет и будет читать книгу. Что-нибудь быстрое, в мягкой обложке, по восторженному совету из офиса. Лиза скучала на пляже. Поцелуй два дня назад был напрочь забыт, и 27 ноября все не кончалось. Лиза вдруг подумала, что все это вполне могло происходить в прошлом году. Разве что книга была новой, близнецы немного подросли, а камень заметно просел от ливней или зыбкого песка.

«Ну вот и море, Маргарет», сказал Сергей. Густота под ногами тянула вниз, коляска застревала, безвольно скользила по кругу. Маргарет смотрела на море точно так, как чуть раньше смотрела на горы или на грибной суп, который принесла официантка. И это тоже отбрасывало этот день в прошлый год или в дождливый ноябрь семь лет назад. «То, что вы говорите, очень интересно», говорил врач, медлительно и совсем не скрывая, что и без Маргарет у него было много работы. «В такой ситуации можно ожидать всего, что угодно. Но потрясения ей точно не нужны, так что продолжайте везти ее на море. В конце концов, эта дата могла быть важной». Женщина, вокруг которой увивался скользкий доберман, разве не была она здесь всегда?.. Сергей остановил коляску в том самом месте, где делал это всегда. Словно там еще сохранились следы прошлого года.

«Рита», сказал он. Слово мстительно повисло в воздухе, забилось в уголки рта и стало проситься назад. Но было поздно, и Маргарет уже обернулась. Впервые за семь лет то, что он сказал, заставило ее перестать смотреть на море и обернуться. У Сергея закружилась голова. «Скажите, я не могла вас видеть в прошлом году?» Маргарет вновь повернулась к морю, а Сергей раздраженно посмотрел на женщину с доберманом. «Я тоже вас помню», сказал он. «И собаку». Ему вдруг показалось, что эти слова он уже произносил. «Если не ошибаюсь, там играют ваши дети. А там, дальше, сидит ваша жена. Она читает книгу». Он потерял Маргарет – теперь, наверное, навсегда. «Это ваша мать? Вы похожи». Сергей смутился. «Нет. Это сестра моей матери. Маргарет». Разговор казался естественным, слова скучным фейерверком вылетали в воздух и растворялись в пространстве. «Английское имя», сказала женщина. «Добрый день, Маргарет!» Она наклонилась, но на этот раз Маргарет даже не улыбнулась. «Она не разговаривает. Как и ваш двоюродный брат, который пять лет назад попал в автокатастрофу на пересечении...» Сергей таял в холодный морской песок и уходивший день. «Да, да», говорила женщина, краем глаза наблюдая за собакой, которая вынюхивала одну единственную песчинку и, казалось, даже не замечала Маргарет. «Это было ужасно, ничего не помогало...» Уже в который раз Сергей приготовился слушать рассказ этой женщины.

Ноябрь темнел быстро, и женщина с доберманом отобрала слишком много времени. На признание оставались минуты. Сергей поправил съехавший плед и начал говорить о своем первом романе и тех семи годах, которые посвятил этому. «Маргарет», сказал он. Он сидел рядом с коляской, прямо на песке. «Скажи мне. Напиши. Нарисуй. Что случилось в этот день?» И то ли порыв ветра, то ли холодная дрожь в теле, но вместе с пледом к его ногам упала и маленькая бордовая сумка Маргарет... Были следы, которые исчезали так быстро, что их не существовало. Эти следы были у самого края моря, рядом с волнами. Так должен был начинаться его роман.

В какой-то момент Лиза больше не могла читать книгу, а мяч близнецов терялся в темноте и улетал все дальше. Сергей едва видел, как седые, рассеянные волосы Маргарет взрываются очередным порывом ветра. Он по привычке спросил, не пора ли возвращаться в гостиницу. Вопрос ничего не значил. Сергей знал, что стоило только тронуть коляску, вырвать из песка и повернуть в противоположную сторону... Маргарет не будет сопротивляться. Возможно, она тоже не знала, зачем была здесь, и он смотрел на нее лицом врача или медсестры, а пляж напоминал ей больничную комнату или даже номер гостиницы. Близнецы были заметно оглушены пляжем и беготней. Семь часов казались полночью, они уткнулись в противоположные стекла автомобиля и больше не беспокоили Маргарет разговорами и карточными фокусами.

Лиза подошла к хозяину гостиницы и о чем-то спросила. Тот залепетал глупой улыбкой и недоумением. Близнецы начали какую-то словесную игру, но нехотя и все больше ругаясь. Маргарет тоже сильно устала, обмякла, и от этого коляска застревала в ковре и казалась тяжелее обычного. В номере Сергей накрыл ее одеялом и поцеловал в холодный, шероховато-мягкий лоб – так, как вчера утром сделала эта новая девочка. Вероника. Завтра она должна была ожидать их на вокзале, в темно-сером пальто, на четвертой платформе. «Спокойной ночи, Маргарет». Все было как всегда, но час назад он отправил сообщение Виктору. В сообщении было только одно слово.

Из номера близнецов не доносилось ни звука. Тишина шипела, подушки за мгновение проглотили две маленькие головы. Лиза ожидала его плохим настроением и сложным разговором. Она сказала, что они сделали ошибку. «Это риск. Можно обойтись без этого романа». Сергей постарался вернуться на два дня назад, к той Лизе, которая восторженно прочитала первую страницу сырых набросков. У него не получалось. «Я написал Виктору. Роман будет готов к марту». Лиза изготовилась что-то сказать, но в этот момент ее лицо исказилось еще сильней. Она посмотрела на потолок. «Эта комната. Там что-то происходит». Сергей прислушался: голоса, щелчок, тишина. «Внизу мне сказали, что там никого нет». Лиза громко расчесывала волосы, вырывая, казалось, целые пряди. «Я схожу наверх, проверю», сказал он.

Сергей поднялся на четвертый этаж. В карманах Сергея было два предмета. Первым он открыл дверь, а второй пока не трогал. Предмет номер два пугал его, ему вообще не хотелось о нем думать. Оба предмета он достал из сумки Маргарет, когда они были на пляже.

Пальцы должны были дрожать, а затхлый запах из замочной скважины должен был подступать к самому горлу. Но ничего этого не было: едва он вставил ключ, как дверь лопнула, бешеной собакой выпрыгнула прямо на него. Словно кто-то надавил изнутри. В комнате никого не было; по крайней мере, пока он не включил свет и не узнал силуэт, стоявший сгорбленно, у самого окна. «Маргарет?» спросил он. Это был силуэт его матери, а вокруг себя он видел не номер гостиницы, а комнату, в которой он однажды читал романы Жюля Верна. Книги, рисунки, фотографии. В голове путались вопросы, про Филиппа, про отца и про тот звук, ночью, поздней осенью, много лет назад. Она протянула к нему руки, но он боялся сделать шаг. Она позвала его, но он задал вопрос. И продолжал задавать, снова и снова.

Но она не успела ответить, потому что Сергей обернулся: прямо за его спиной, в дверном проеме, тяжело дышала Лиза. «Я услышала голоса», сказала она. «Что здесь происходит?» Не найдя быстрого ответа, Сергей нащупал в кармане предмет номер два. «Лиза, почему ты не спишь?» Маргарет, если только это была Маргарет, начала как будто что-то говорить, но понять мешали тысячи посторонних звуков. «Ты долго не возвращался, потом я услышала твой голос». Лиза в панике оглядывала комнату, всматривалась в рисунки и фотографии. Но что значили для нее все эти стены и сутулый силуэт у окна? Что она могла понять? И сколько у него было времени?.. Сергей выстрелил. Паника в глазах Лизы исчезла, и голос за спиной сначала зашуршал стертой пленкой магнитофона, а затем и вовсе исчез. Сергей втащил тело Лизы в комнату, закрыл дверь номера и по лестнице спустился на третий этаж.

Но сначала он приоткрыл дверь в номер Маргарет. Маргарет спала, он слышал ее горячее дыхание, сбивавшееся на хриплый стон. В номере близнецов тоже было тихо. Длинный день утомил их, и никакой звук на улице или в самой гостинице не мог разбудить их. Вернувшись в свой номер, Сергей осторожно подошел к кровати. Он не решился включать свет или произнести хотя бы звук: Лиза засыпала быстро. Желание включить свет было особенно сильным, потому что тогда можно будет открыть тетрадь и записать последние фразы, сделать последний набросок. Было много разных желаний, самое странное из которых было позвонить Филиппу, прямо среди ночи, и рассказать про Маргарет, про отца и полузабытый ночной звук из детства.

Лизы в кровати не оказалось, и пока что не паника, но тоска. Он тихо позвал ее, но без надежды и в пустоту. Ее не было в комнате близнецов, не было в комнате Маргарет, не было здесь. В груди холодело, и Сергей пытался заглушить это глубокими затяжками первой, второй, третей сигареты. Он подумал о комнате наверху. Голоса, щелчок, тишина. Ну конечно. Она поднялась наверх, чтобы выяснить и покончить с этой комнатой раз и навсегда. А значит, совсем скоро она постучится в закрытую дверь, спустится вниз и вернется в номер. Сергей расскажет ей про роман и про то, что никакого риска не было. Затем он постарается поскорее уснуть, потому что завтра утром нужно будет ехать на вокзал провожать Маргарет.

Но Лизы все не было, и вот в коридоре включили свет. Какое-то беспокойство, ненужные хлопоты. Голос хозяина гостиницы, такой едкий и пронзительный в это время ночи. Не разбудит ли он Маргарет и близнецов? Сергей хотел было подняться, выйти в коридор и выяснить, но страшно захотелось спать. К тому же что-то говорило ему, что этой ночью его снова разбудит какой-то звук. Возможно, стук в дверь.

Над его кроватью, в их старом доме, висела одна из первых картин его матери. Теплые, спокойные тона. Берег моря и несколько тяжелых волн, готовых упасть на песок. На пляже играют дети, над пляжем летают чайки. Светит солнце, но холодное, неяркое. Он особенно любил эту картину и часто смотрел на нее, когда не получалось уснуть, когда на улице шел дождь или просто хотелось побыть одному.